Одна жизнь

«Скажи мне, какие у тебя планы на свою единственную и бесценную жизнь?» — Мэри Оливер

В то Рождество, когда мне было семь лет, я осознала, что у меня есть проблема. Я стояла у стола со сладостями в доме моей тети, поедая печенье за печеньем, не в состоянии отойти от этого стола, хотя я и знала, что пора бы. Мой двоюродный брат сказал: «Сестренка, оставь немного и для остальных». На моих щеках проступили пунцовые пятна, когда я наконец-то оттуда ушла. Во мне бушевали чувства: стыд, что я не смогла остановиться сама — и облегчение, что чьи-то слова смогли заставить мою компульсию остановиться, потому что свои собственные нарекания для меня не сработали.

Следующее воспоминание о том, что что-то со мной не так, были в следующее Рождество, когда я съела столько шоколада, что меня вырвало. Возможно, были и другие случаи борьбы с едой в мои школьные годы, но я их не помню. Но вот в старших классах школы мое компульсивное переедание навсегда изменило течение моей жизни.

В старшей школе я круглый год занималась спортом — что означало тренировки по два, а то и три часа в день. В 9 классе в день я ела только одно яблоко и рисовый хлебец, намазанный арахисовой пастой. В этом недостаточно калорий ни для кого. А когда у меня появился первый ухажер, то я перестала есть вообще. К счастью, ухажер через несколько недель исчез.

В 10 классе я решила попробовать что-то новенькое. В день я стала есть одну большую миску мороженого. Изо дня в день. Как оказалось, человеческое тело не приспособлено к жизни на сливках и сахаре — и мое тело сломалось. Во время весенних каникул у меня появился кашель, который никак не проходил — хотя мои родители поначалу этого не замечали. Хотя мы с моим отцом были достаточно близки, он был очень занят своей работой директора школы, и его часто не было дома. Моя мама все мое детство боролась с депрессией, и она меня рассматривала скорее конкуренткой за внимание отца, а не ребенком, за которым нужно ухаживать.

Однажды я ночевала у своей подруги, где мы с ней спали на первом этаже. А вся остальная семья спала на втором. И оказалось, что я всю ночь их будила своим кашлем, и никто не выспался. Мама моей подруги сказала моей маме, что меня нужно показать врачу. Моя мама сказала, что отведет меня туда после тренировки по софтболу — но я сказала, что мне нужно идти прямо сейчас.

В кабинете у врача он сказал, что у меня приступ астмы. Она ответила, что у меня нет астмы. А он ей сказал, что у меня на самом деле астма, и этот приступ настолько серьезен, что мне требуется госпитализация — и остаток каникул я провела в больнице. По возвращении в школу, я не могла даже протянуть и дня беспрерывной учебы. Я была настолько слаба, что могла выдержать либо утро, либо после обеда.

В 11 классе я начала есть более сбалансированную пищу, и мое тело восстановилось. Я по-прежнему оставалась членом спортивных команд, но у меня не было энергии, чтобы быть полноценным игроком. Весной я присоединилась к команде по легкой атлетике и начала тренировать выносливость. К 12 классу моя сила и выносливость в основном вернулись, но объем моих легких уже никогда не вернулся к 100% — насилию над телом все же есть предел.

В колледже я набрала те самые знаменитые 7 килограммов первокурсника. Я не очень-то была разборчива в выборе еды в столовой, и больше не занималась спортом. Когда я приехала домой на каникулы, я решила привести себя в форму. И решила пойти на пробежку. Я пробежала до следующего перекрестка, когда моя нога начала болеть так, что я уже не могла идти. Я дохромала обратно домой, сняла кроссовки, и увидела, что на моей левой ступне была шишка размером с теннисный мяч.

Я продолжала переедать все время в колледже, пока в 1994 году не уехала учиться за границу в Сантьяго, Чили. Я жила в семье и ела вместе с ними — а они ели много бобовых и овощей. В первый раз для меня овощи и фрукты казались вкусными, так как их привозили свежими с фермы. А дома мы ели только овощи, которые пролежали несколько недель на полках в супермаркете. В добавок к этому, я также не ела сахар, и могла ощущать более богатую палитру вкуса. Килограммы на мне таяли один за другим, и в какой-то момент я вернулась к весу в последних классах школы.

Перед тем, как поехать в Чили, я познакомилась с прекрасным человеком, который впоследствии стал моим мужем. Жизнь протекала своим чередом по возвращении в США. Я закончила колледж, мы поженились, переехали на восточное побережье, начали работать, и с моим питанием и весом было все нормально. Казалось бы, жизнь была под контролем.

А затем у меня родился мой первый ребенок. Все, кому посчастливилось быть родителем, знают, что любая иллюзия, что в жизни хоть что-то находится под контролем, мгновенно исчезает. Однажды ночью мой сын плакал и я никак не могла его успокоить. Я положила его в детскую повязку и начала наматывать круги из одного конца квартиры в другой. И каждый раз, проходя мимо кухни, я откусывала кусок брауни. Было такое ощущение, что эти брауни были для меня каким-то Богом, как будто если бы я продолжала их есть, мой сын перестал бы плакать. И еще раз, у меня появилось такое ощущение, как то, когда мне было семь лет и я не могла отойти от стола со сладостями — я видела, что я поступаю безумно, но не могла остановить это поведение. Солнце, наконец, взошло, и эта долгая ночь закончилась — но моя болезнь продолжалась.

Я решила, что проблема — это сахар. Я перестала его есть в течение нескольких месяцев. Это немного улучшило ситуацию, пока я не забеременела своим вторым сыном. Меня часто рвало, и есть я могла только очень определенные продукты. Так что для меня приоритетом стало не то, есть ли в этой еде сахар или нет — а то, могла ли я удержать этот продукт в желудке.

На тридцать четвертой неделе беременности, я проснулась посреди ночи, вся в крови. Меня отвезли в больницу, где мне сделали экстренное кесарево. Пульс моего новорожденного сына падал. Он в конце концов выжил, но почему-то, глядя на него, у меня не возникло абсолютно никаких чувств — как будто бы я смотрела не на чудо, а на бревно. Это показалось мне странным, так как я любила детей и младенцев. Я была учительницей, и с первым сыном у меня была сильная связь. Но после этих травмирующих родов все изменилось.

Мы вернулись домой, эта отчужденность продолжалась. Я кормила его грудью, спала с ним в нашей кровати, но не чувствовала абсолютно ничего. Мне было абсолютно все равно, когда у него случались какие-то вехи в жизни — например, когда он в первый раз улыбнулся. Мой муж был вне себя от счастья, а я не чувствовала ничего. Когда я рассказала об этом своей акушерке, она сказала, что это нормально. Это была усталость от двух маленьких детей, но все равно сказала, что скажет медсестре направить меня на диагностику по депрессии.

Диагностику я не прошла, и не получила никакой помощи – ни лекарств, ни консультаций. Мои страдания продолжали расти. Я рыдала после секса с мужем. Я постоянно орала на детей. На странице 51 в книге «Анонимные алкоголики» есть абзац: «У нас были трудности в отношениях с другими людьми, мы не умели контролировать свойственную нам эмоциональность, мы испытывали горе и депрессию, мы не могли зарабатывать себе на жизнь, мы чувство-вали себя никому не нужными, мы были подавлены страхом, мы были несчастны, мы были не в состоянии оказать кому-либо действенную помощь». Это была моя жизнь.

Однажды, когда моим детям было два и четыре года, я была на пляже с кучей других молодых мам, и одна из них обмолвилась, что она не ест муку и сахар. Я спросила, как эй это удается — потому что я считала, что у меня проблема с сахаром. В конце концов она открыла, что она состоит в Анонимных переедающих (параллельное содружество, которое также использует другую литературу и инструменты). Я сказала, что я не переедающая. Она ответила, что мне нужно сходить на шесть собрание, прежде чем принимать такое решение.

Этой осенью я обращалась со своими детьми так жестко, что однажды, когда я их усаживала в машину после репетиции старшего сына по скрипке, что женщина неподалеку на стоянке остановилась и наблюдала за мной с выражением ужаса на лице. Она ждала, пока я не села за руль и не уехала. Она была шокирована и очень озабочена безопасностью моих детей — что было вполне оправданно.

Несколькими месяцами спустя, я пошла на свое первое собрание Анонимных переедающих. Первый час я просто сидела сжав зубы, крепко вцепившись в стул, чтобы не вскочить и не выбежать оттуда. Эти люди говорили о Боге. Я не хотела говорить о Боге. Я хотела перестать есть сахар. Но во второй половине собрания, моя первая спонсор поделилась, что она празднует двадцать первую годовщину воздержания,  и что она вступила в АП не из-за веса, а из-за того, что она не могла остановить крик на мужа и детей.

По моему телу растеклось облегчение. Я действительно пришла туда, куда нужно. Я тоже хотела перестать орать на мужа и детей. Она стала моим спонсором, я перестала есть сахар и начала работать по шагам. И сразу же я получила дары выздоровления. Я похудела на 10 килограмм за несколько месяцев — вот сколько сахара я до этого ела. Но, что самое важное, мое поведение начало меняться.

После примерно двух месяцев в программе, когда моим сыновьям было три и пять лет, один из них уронил на пол стеклянный предмет, и она разбился. У них на лице было такое выражение ужаса. А я сказала — ничего страшного, не переживайте. И тогда я увидела, как по их лицам и по телу растекается облегчение. Как их маленькие плечи опускаются от ушей. Я терроризировала моих маленьких мальчиков три года. Как ужасно было для них жить в постоянном страхе своей матери.

Однажды я очень переживала, как я поеду за продуктами с маленькими детьми. Мы живем в глубинке, и до универмага ехать 25 минут. И вот иду я с тележкой по универмагу, и вдруг поднимаю голову и вижу, что мой муж там тоже с тележкой. Он сказал, что специально пришел помочь мне, потому что у меня был беспокойный вид, и мне нужна была помощь. До программы, когда я постоянно орала, то было невозможно понять, нужна мне помощь или нет, потому что у меня было всегда одинаковое ужасное состояние.

Мы перестали ругаться с моей мамой. Цвета жизни приобрели новую окраску, жизнь была прекрасной — и я думала, что все это произошло от того, что я перестала есть сахар. Это было неправдой. И хотя я проработала шаги с первого по девятый, чтобы выздороветь — я не работала по шагам с 10 по 12, чтобы оставаться в выздоровлении. Я думала, что если только буду избегать сахара, то мое выздоровление будет продолжаться. Дети подросли, я уже не могла приходить на собрания по вторникам из-за их кружков и занятий, и мое неконтролируемое поведение вернулось.

Когда мои дети были в школе, я начала работать на полставки учителем, и поступила в филологический институт, чтобы стать детским писателем. Однажды в кабинете у моего директора я начала на него орать. Наблюдая за собой как бы со стороны, я думала: «Кто эта сумасшедшая, которая орет на своего босса?» Я знала, что это я — но остановиться не могла. Несколькими неделями спустя, то же самое повторилось на занятиях в институте. Я орала на профессора. Я была в шоке. Почему это поведение вернулось, если я продолжаю не есть сахар?

Я позвонила на собрание, которое называлось «Срыв и выздоровление» и послушала историю выздоровления одной женщины. Она сказала: «Я думала, что еда была моей проблемой — но она была моим решением. Какую бы еду я ни ела, я компульсивно переедала в попытках контролировать мою жизнь.» Меня это зацепило. Еда не была моей проблемой, она была моим решением. Моя проблема была в том, что я пыталась контролировать свою жизнь и жизнь окружающих. Как говорится в Большой книге на странице 60, «Прежде всего, мы должны были перестать играть роль Бога. Это не работало». Именно этим я и занималась. Я не ела сахар, но я все еще играла в Бога. Вот в чем была моя проблема.

Итак, моя спонсор провела меня с первого по девятый шаг за две недели, чтобы выздороветь. Это было более восьми лет назад. С тех пор я работаю по шагам десять, одиннадцать и двенадцать, чтобы углубить свое выздоровление. Я живу в покое и благодарности каждый день, но только если я оцениваю свои дефекты (10 шаг), поддерживаю осознанный контакт с Богом (11 шаг) и стараюсь нести весть о выздоровлении другим (12 шаг). Выкидыши, несколько инфарктов моего отца, переход моих сыновей из детей в подростков и во взрослых, мое выздоровление было моей спасательной лодкой.

Выздоровление также было и моим парусом. Я работаю учителем – я очень люблю свою работу – но в очень строгой школе, где ожидания высоки. Я бы просто не могла там работать без моего выздоровления, потому что мне просто необходимо признавать свои ошибки и исправлять их. Когда я компульсивно ела, я не могла делать таких вещей. Я – автор опубликованных книг, потому что я слушаю отзывы, чтобы сделать мою работу сильнее. До выздоровления, я считала себя идеальной и ничьи советы не воспринимала. Оба мои сына — полезные члены общества, и мы с мужем будем праздновать в этом году двадцать-пятую годовщину совместной жизни. Это все — дары, которые я никогда бы не получила, если бы я все еще была погруженной в свою болезнь, полностью убежденной в том, что проблема была в других людях, а не в моей духовной болезни.

Я так невероятно благодарна за возможность поделиться с вами своей историей выздоровления. У нас есть одна единственная и бесценная жизнь, и у высшей силы есть на нас план. Наладьте связь с вашей высшей силой — отложив еду, взяв Большую книгу, найдя выздоровевшего спонсора, проработав первые девять шагов и живя ежедневно в десятом, одиннадцатом и двенадцатом шагах. Как говорит Большая книга, «Это образ жизни, который действительно работает».